Публикации за Ноябрь 2015 года

Дата публикации	Автор материала	Название материала
30.11.2015	Подгорная Наталья Антоновна	Должик – частица огненного вала

Должик – частица огненного вала

Более семидесяти лет, отделяет нас от страшных событий, которые огненным валом прокатились по нашей стране, по её городам и селам, которые потрясли весь мир. Шестьдесят восемь лет назад закончилась Великая Отечественная война полным разгромом гитлеровской Германии нашими доблестными советскими войсками. В этом году знаменательная дата для нас, жителей Острогожского района. Исполняется семьдесят лет Острогожско-Россошанской операции. Операция, которая названа историками мира «Сталинградом на среднем Дону»

Все меньше и меньше остается свидетелей и участников страшных огненных дней времен Великой Отечественной войны. Стираются из памяти события, уходят люди, но память о страшной войне, прошедшей по нашей земле еще живет в сердцах очевидцев и участников страшных военных дней и должна жить в памяти будущих поколений.

Человеку свойственно заглядывать в будущее, но еще свойственней оглянуться на прошлое. Молодое поколение всегда интересовали события, которые происходили в истории его края. Изучая историю своего хутора, мы встретились с одним из очевидцев оккупации хутора Должик, а потом и участником Великой Отечественной войны Подгорным Антоном Ивановичем, который много и подробно рассказал нам о тех страшных временах, когда наша земля была захвачена немецкими войсками и войсками ее союзников. Вот что он рассказал нам при встрече:

«Где-то числа 5 июля 1942 года фашисты начали бомбить город Острогожск. В городе разбомбили много зданий. Были разбиты и сожжены целые кварталы. Пострадал железнодорожный вокзал, а в районе нынешней сельхозтехники было разбито много зерновых складов и сожжено все зерно.

Над нашими головами, между Острогожском и Должиком шли группами штук по 50 в сторону городов Лиски и Воронеж фашистские черные самолеты. Летали они много дней бомбить города, населенные пункты, а также переправы через реку Дон.

Где-то числа с 6 июля по грейдерной дороге со стороны города Острогожска пошли немецкие войска. Шли день и ночь. Грохотали танки, бронетранспортеры, мчались мотоциклисты, на автомашинах ехала фашистская пехота. На лошадях фашисты тянули пушки. Мы слышали, как они кричали «Сталинград капут!». Нам, подросткам, и жителям маленького хуторка , было очень страшно переживать весь этот ужас и жуткую неизвестность.

Иногда отдельные подразделения фашистов заскакивали в хутор и грабили жителей. Забивали скот, забирали у населения кур, яйца, молоко, все, что попадало под руки и с руганью и криками уезжали в сторону Каменки.

В один из дней немецкий самолет обстрелял наш хутор и убил одного старика, деда Филиппа, который был уже совсем старый и нигде не прятался. Все подростки, в это время, ушли в лес за хутор со своим учителем, Соколовым Александром Николаевичем. Время от времени учитель посылал одного из нас узнать, не зашли ли в хутор немцы, и вот прибежал паренек и сообщил, что немцы в хуторе. Мы долго не решались возвращаться домой, боялись, было очень страшно, но все же кратко, по одному - два человека пошли к родным домам, не зная, что нас ждет.

Зайдя в хутор, мы увидели убитого дедушку и плачущих старушек над ним. Когда я, прячась, пришел домой, то увидел, что в моей хате фашисты все бьют и ломают. Разбили сундук, забрали все наши лучшие вещи. Кричат : «Давай яйки, млеко, куры - русский швайне». Так было в каждом доме. Потом они сели с награбленым в машины и уехали в сторону грейдера.

Числа 8 июля был большой дождь, мы в это время были дома. В хутор вступили мадьяры. Все грязные, голодные, промокшие, приехавшие кто на чем. Многие на наших кавалерийских лошадях, которые им достались при отступлении наших войск под Харьковом. Другие на повозках, запряженных мулами. Но в основном шли пешком и тянули по грязи велосипеды. Автомашин у мадьяр было очень мало.

Наша семья состояла из 4 человек Трое детей и мать. Я был средний, 23 июля 1926 года рождения. Сестра была на два года старше, и брат младше меня на четыре года. Все трое мы были худыми и высокими, как и наша мать . Отец в 1936 году был репрессирован и сослан в лагерь для политзаключенных. В мае 1941 года я окончил с отличием семилетнюю Должанскую школу. Нашу семью сразу же выгнали из нашего дома, и мы пошли жить в маленькую хатку к соседке, которая нас приютила.

Немцы не любили своих сателлитов . Однажды я видел, как рядовой немец зашел к нам в дом, где жили пять мадьяр и один из них был офицер и начал с руганью бить офицера по лицу, а тот стоял по стойке «смирно».

Мадьяры ломали в огородах только что завязавшиеся кукурузные початки, рыли картошку. Другие грабили дома. У нас забрали три старинные иконы, псалтырь, мои все школьные документы об образовании, похвальный лист об отличном окончании семилетки, суконное одеяло. В одеяле прорезали дырку и сделали шлейку для лошадки, забрав у нас со двора телегу. В хуторе опять начался грабеж. Лазили по погребам, доставали крынки со сметаной и молоком, доили коров, резали молодняк, овец, поросят, ловили кур, разбивали пчелиные улья и забирали рамки с медом.

Единственным спасением для нас были еще не убранные колхозные поля. Так как на наших полях боев не было, все посевы сохранились. Рожь, пшеница, просо, овес в тот год были отменными - в человеческий рост. За грейдером, до хутора Литвиновка, был посажен подсолнух. Мне казалось, что он стоял высокий, как лес.

Постоянного руководства в хуторе не было, однако была организована уборка урожая и мы, подростки, вместе с женщинами и стариками косили косами вручную поля. В тот год было засыпано 12 амбаров зерна. Они все были целыми и стояли в ряд за хутором. Давали зерно и жителям, а проса давали - кто сколько себе намолотит. Потом мы его обрабатывали, толкли в стаканах и готовили не хитрую похлебку, чтобы не умереть с голода. Зерно, которое было заготовлено во время оккупации, жители прятали, кто куда сможет, чтобы выжить, и кормить свои семьи. В основном зарывали в бочках в землю. Каждый думал не только о том, как выжить во время оккупации, но и посеять зерно на следующий год.

В двадцатых числах июля Должик оккупировал, если судить по количеству, какой - то Венгерский гарнизон мадьяр. Комендантом в хуторе бал назначен офицер Токач. Штаб батальона был размещен в здании нашей новой школы и клуба. Сам Токач поселился на квартире в трехстах метрах от штаба, у односельчанина Верченко Василия Ивановича. Штаб был окружен зенитными пушками и пулеметами. В хуторе жил еще генерал, он занимал дом Чукина Дениса Григорьевича. Дом Дениса Григорьевича находился где – то в километре от штаба. Генерала постоянно охраняли. Был он среднего роста и очень толстый. Для нас, деревенских мальчишек, он казался каким – то не естественным. Весу в нем было килограмм двести, а то и больше. Каждый день его водила в штаб под руки охрана из пяти человек Мадьяры выбрали для своего проживания новые дома, а выгнанные жители с детьми и стариками ютились в старых развалюхах , сараях, землянках и подвалах по 3 – 4 семьи, иногда по 15 – 20 душ.

В хуторе был сразу назначен староста - Морозов Максим. В его обязанности входило следить за порядком, какой был установлен новой властью. Жителям хутора нельзя было выходить за село, чтобы сходить за дровами в лес. Со всех сторон проселочные дороги были перекрыты шлагбаумами, стояли часовые. Староста смотрел, чтобы в хуторе не было посторонних. Особое внимание обращено было на военнопленных, которые строили железную дорогу через села Гнилое, Петренок, Пахолок до села Евдаково, а это в 5 км от нашего хутора. В случае побега наших военнопленных и появлении их на территории хутора, староста должен был обязательно доложить коменданту .

У старосты был помощник - Верченко Василий Иванович. В его обязанности входило: агитация лояльного отношения к оккупантам местных жителей и донос коменданту о нарушениях установленного порядка. Коммунистов во время оккупации мадьярами в хутора не было. Часть ушли с первыми днями войны на фронт, а те, которые были задержаны, как руководители колхоза, эвакуировались со своими семьями за Дон. Это председатель колхоза Бондарев Семен и бухгалтер Ласуков Андрей Иванович.

Во время пребывания мадьяр в хуторе часто устраивались гулянки, туда приглашались под угрозами молодые женщины и девушки. Ни кто не хотел идти к мадьярам , но девушек силой заставляли посещать увеселительные мероприятия. Молодых парней, если видели где-то поблизости, били жестоко и прогоняли. Мы старались не попадаться даже на глаза захватчикам.

Хочется рассказать один случай, который я помню всю свою долгую жизнь. Примерно в августе месяце, мадьяры отмечали какой-то свой национальный праздник. В саду, у одного колхозника - Чукина Ивана Ивановича, недалеко от кладбища, поставили столы, привезли своего священника и устроили святую службу. Отслужили службу, заиграла музыка и мадьяры стали отмечать праздник, танцевать. Мальчишечье любопытство и бесстрашие всегда одерживали верх над страхом. Мне было интересно посмотреть на все происходящее. И, не смотря на строгие запреты , я со своими товарищами издали стал наблюдать за происходящим. В это время другие мальчишки привели в хутор бежавшего военнопленного из концлагеря в селе Петренок. Он смог убежать каким-то чудом из плена и по не убранному подсолнуху пробрался в хутор. Пленный попросил ребят привести его к нашему старосте, чтобы обратиться к нему с просьбой о помощи. Он хотел, чтобы староста пристроил его в какую -то семью, как своего под видом сына иди брата или мужа и обещал, что дня через два, три он уйдет. Пленник понимал, что кругом немцы и бежать было некуда. Староста категорически не согласился оказывать помощь бежавшему пленнику и сдал его мадьярам. Мадьярские патрули привели его к месту, где была гулянка. Там, между двумя домами, стояла старая, плетеная из лозы и покрытая камышом кузница. Нашего военнопленного закрыли в этой кузнице на замок и поставили часового.

Нам, мальчишкам, знавшим как жили наши пленные в концлагере, было до слез жалко нашего солдата. Он был очень истощен, босой, оборванный, на вид ему было около сорока лет, высокого роста. Мы с друзьями были не далеко от кузницы и, улучшив момент, я тихонько подполз к кузнице с обратной стороны. Музыка, смех мадьяр громко доносились до кузни. Я заговорил с ним через дыру в сарае. Он спросил, о том, как меня зовут и рассказал, что сбежал с хутора Пахолок, со строительства железной дороги, что там сотни, тысячи наших пленных солдат, охраняемых немцами с собаками , гибнут от голода, холода и пуль. Рассказал, что кормят их очень плохо, давали зерно гречки и шелуху. Он попросил меня, чтобы я ему принес что- нибудь покушать. Я быстро, тайком побежал домой через лесок, рассказал все матери, она как раз жарила картофельные лепешки на каком –то техническом масле, которое применялось в авиации для смазки частей самолета. Мы с друзьями тайком бегали к сбитому самолету, напротив хутора Литвиновка и принесли по бидону домой, зная, что хоть этим можем принести пользу своей семье. Я принес ему 7-8 картофельных лепешек. Подполз к сараю и передал ему еду через дыру в стене. Наш пленный ел их с такой жадностью, что у меня выступили слезы. Я видел в двух шагах от себя, за стеной сарая, взрослого, сорокалетнего, голодного, истощенного солдата, который воевал за нас, нашу землю. Который терпел все тяготы и невзгоды, но не сломленного, не покоренного, жаждущего жизни. Вернувшись в заросли, где мы прятались, я для себя решил, что обязательно помогу ему выбраться из кузницы. Часовой, охранявший его, время от времени отходил от кузницы, видимо, чтобы поесть и выпить. Я подождал, когда он уйдет в очередной раз к толпе гуляющих. Тихонько пробрался к кузнице и продрал ему дыру в камышевой крыше с улицы, так - как сил у нашего солдата не было. Закончив кушать, пленник сказал нам, чтобы мы все ушли домой и не привлекали внимания мадьяр. Мы с друзьями сразу ушли в лес, а потом домой. На утро мы узнали, что пленник сбежал. Мы были очень рады этому, и в то время не думали, чем бы могло обернуться для нас и наших семей его побег, если бы мадьяры узнали, кто помог пленному сбежать.

Я долго вспоминал о пленном, переживал, чтобы он опять не попал в лапы врагу. Но все прошло тихо и мы забыли про все случившееся. Даже не думали, что скоро с ним встретимся снова.

Более двухсот дней небольшой хуторок под Острогожском был оккупирован немецко – фашистскими войсками. Днем и ночью по грейдерной дороге мимо Должика в сторону Евдаково двигалась техника, шли военные. Взрослое население и подростки знали, что враг накапливает свои силы под Сталинградом, готовясь к решающей схватке.

В селе по прежнему стоял мадьярский гарнизон. Все так-же командовал гарнизоном офицер венгерской армии Токач. Он хорошо разговаривал по- русски, по слухам он в первую мировую войну был в плену у нас в России, здесь женился на русской женщине, а потом ему разрешили уехать на родину. И вот теперь он снова командовал оккупантами на нашей земле. Главной задачей для них было держать линию фронта на реке Дон, в районе села Коротояк. Часто мадьяры отдельными группами по тревоге выезжали в сторону Дона в район села Коротояк. К штабу ежедневно прилетал однокрылый самолет. Делал над штабом два круга. Из штаба выскакивали штабные работники и на земле расстилали белое полотнище. После этого с самолета сбрасывался пакет, и самолет улетал в сторону Дона.

В доме моей тети, Марии Андреевны, который находился в конце нашего огорода, поселились топографы. Тетю с детьми выгнали в сарай, где она ютилась с малолетними детьми в холоде и нищете. В её доме стояла какая-то печатная аппаратура. На воротах круглосуточно стоял часовой, который не пропускал во двор никого. Я иногда по просьбе матери ходил к тете, чтобы разузнать, как она поживает, отнести или попросить что - нибудь. Мадьяры были всегда недовольны моему приходу, но зная, что я племянник хозяйки, пропускали во двор. Я видел несколько раз отпечатанные топографические карты с пересеченной местностью. Эти карты, конечно, были секретными. На картах были нанесены пролески, полевые водоемы и мне казалось, что они напоминали карту нашей местности. Напечатанные карты постоянно увозились мадьярами. Когда под Сталинградом были разбиты немецкие войска и наша армия пошла в наступление, к нам в хутор пригнали человек 200 евреев. Все они были поселены в домах. В нашем доме поселили около десятка евреев. Все евреи были западные, русский язык немного знал только один из них. Это был молодой парень, на год старше меня. Он иногда разговаривал со мной.

Все они были так плохо одеты, что на них было страшно смотреть, в демисезонных пальто, на ногах летняя обувь, на головах летние пилотки, наушники, некоторые были покрыты платками.

Евреев пригнали готовить укрепление для отступающих немецких войск на территории нашего хутора. Рано утром приходил к нашему дому мадьяр, забирал евреев. Всех собранных пленных гнали в небольшой лесок «Лысинскую», для заготовки бревен. Целый день пленные пилили дубовый лес и привозили на лошадях бревна на окраину хутора. Там, в огородах они рыли блиндажи и окопы для немецких войск. Не далеко, в школьном дворе, стояли немецкие зенитные установки, которые открывали огонь, если пролетали наши самолеты. После окончания работы, вечером пленные несли с собой сухие дрова, чтобы протопить печку, и меня мать посылала каждый день домой проверить, не сожгут ли пленные ненароком нашу хату. Я приходил в дом и видел, как каждый вечер евреи молились своему богу. Каждый из них был одет в небольшую шапочку, в руке у каждого была книжечка с молитвами и на руку они наматывали черную ленточку. Мне, сельскому мальчишке это было все ново и непонятно. Молились они в тот угол, где висели наши иконы, пока их не поснимали со стены и не увезли мадьяры.

Однажды вечером в очередной раз я пошел посмотреть, как горит печка в нашем доме. Тут увидел низко над хутором летящих на бреющем полете восемь советских самолетов. Они пролетели так быстро и так низко, что зенитки не могли стрелять по ним. Самолеты пролетели над хутором и, нырнув за бугор, над лугом полетели в сторону села Криница. Я очень обрадовался, сердце заколотилось от радости. Я стрелой добежал до своего дома, открыл дверь посмотреть как горит печка и тут меня окликнул молодой еврей, который говорил по- русски. Он вышел в коридор со мной и сказал мне шепотом: «Антон, завтра придут ваши». От таких новостей закружилась голова, я развернулся и побежал к матери, сказать ей эту новость. Всю ночь мы не спали, мать молилась и плакала.

Утром со стороны Евдаково, на одной лошади, человек десять наших солдат тянули пулемет. Они были одеты в маскировочные костюмы, с автоматами. Сразу же послышались выстрелы. Пройдя по хутору, от грейдерной дороги до школы, взяли в плен человек около двадцати мадьяр. Мадьяры особого сопротивления не оказывали и сдавались в плен. К школе, со стороны села Криница, приехал обоз подвод около двух десятков с награбленным оружием, обмундированием. Наши военные захватили и этот обоз. Так пришло к нам долгожданное освобождение. Нашей радости не было границ. Жители хутора стали возвращаться в родные дома. На улице стал слышен разговор и редкий смех. Жизнь становилась в свое русло. Ночью пригнали взятых в плен немцев, со стороны Милахино. Их держали в клубе. Переночевав, всех сдавшихся оккупантов, повели в сторону села Криница. Скорее всего, там находился пункт сбора военнопленных. Зима выдалась очень суровая и снежная, каждый день стояли сорокоградусные морозы.

Наши красноармейцы всем молодым парням разрешили носить карабины, на случай, если в хутор зайдут вражеские отступающие группировки. И нас стали называть «ястребками». Мы с оружием и старики - кто с цепами, кто с вилами каждую ночь сторожили амбары с пшеницей, боялись, что их может поджечь староста , Морозов Максим. Он обещал это сделать при отступлении немецких войск.

Там, где сейчас находится здание старого медпункта, до войны располагался Должанский сельский совет. Во время оккупации он не работал, а как только советские войска зашли в хутор, тут же была назначена председателем сельского совета Лахина Мария Ивановна и была установлена телефонная связь.

Каждый день мы, подростки, кому было доверено оружие, ходили в сельсовет, для того, чтобы доложить обстановку. Несколько раз в день звонили с города Острогожска по телефону и интересовались как у нас дела, нет ли чего нового.

И вот однажды, мы втроём зашли в сельсовет, чтобы доложить обстановку. Видим, заходят двое наших военнослужащих в маскировочных костюмах. Один сержант – радист, другой капитан. Капитан хорошо одетый, веселый сразу подошел ко мне. «Антон, ты меня узнаешь?» - спросил он у меня. Я пристально смотрю на него и глазам своим не верю - мой бежавший пленный. Он не просто рядовой солдат, а капитан. У меня сердце заколотилось в груди. Живой.

У радиста аппарат ТАИ -43, связь с батальоном. По рации капитан связался со своими, спросил, где находится военное подразделение. На конце провода ему ответили, что с Коротояка они движутся на Острогожск. Острогожск уже освобожден от немецко – фашистских захватчиков, движение продолжится на Гнилое, в сторону железнодорожного узла Алексеевка.

Капитан доложил по рации, что находится в хуторе Должик. Сказал, что задержится и догонит своё подразделение. А мне сказал: «Я специально отклонился от курса, чтобы разобраться со старостой. Антон, жив буду, обязательно найду тебя.» Я рассказал ему, что старосту сразу же забрали наши НКВДешники.

«Ну, дружок, тогда показывай дорогу на Острогожск!» - весело сказал капитан . Я вывел капитана с радистом за хутор. Было слышно, что наши войска пошли в атаку на село Гнилое. Я попрощался с ним, но, к сожалению, больше о своем знакомом капитане я ничего не слышал. Я даже не спросил, как его зовут. Для меня он остался неизвестным солдатом, который не смотря на все трудности, голод, лишения, выстоял, набрался сил и остановил лютого врага на подступах к Сталинграду. Я долго смотрел ему в след, любуясь с какой легкостью, без устали он шагал в неизвестность. Он теперь не прятался, не боялся. Он был уверен в своих силах, и эти силы погонят непрошенных завоевателей к себе в логово. Остался он живым или погиб мне не известно, но я всю свою жизнь помнил его, думал о нем. Как он, жив ли ? Скорее всего, он погиб, как погибли тысячи наших солдат и офицеров, освобождая пядь за падью свою землю от врагов. Еще в моей жизни происходило много интересного и незабываемого. Через полгода мне исполнилось восемнадцать лет, и я был призван в ряды советской армии. Мне довелось еще быть участником войны и воевать на западной Украине. Но день, когда зимой 1943 года по хутору Должик прошли ранним утром советские пулеметчики, я вспоминаю как самое дорогое мне событие. Я был свидетелем ожесточенной битвы на Дону. Я слышал взрывы, бомбежки, видел умирающих советских военнопленных, видел пленных из других стран, которые погибли на нашей земле далеко от своей Родины, убитых и повешенных . Видел горе и слезы наших сестер и матерей, которые не знали как обогреть и чем накормить своих детей и стариков. Вдов, безутешно рыдавших над письмами с похоронками. Я был свидетелем Острогожско-Россошанской операции, которая выполнила поставленную Главнокомандующим перед нею задачу и открыла дорогу от Дона до Берлина.»

Слушая рассказ бывшего фронтовика, нас наполняет чувство гордости за старшее поколение, которое на своих плечах смогло вынести все тягости фронтового лихолетья. Мы гордимся своими предками, которые не щадя своих сил и жизней, боролись с немецко-фашистскими захватчиками. В последние годы на территории нашей области открывается все больше памятников и мемориалов, посвященных Острогожско – Россошанской операции. И это очень правильно. Нам есть чем гордиться. И как бы не старались западные историки перевернуть историческую значимость решающих схваток советских войск, еще живы свидетели тех военных времен, которые могут рассказать нам правду о прошлой войне. В этом году, при въезде в рабочий поселок Каменка, благодарные потомки уставили колокол памяти и памятник. Он посвящен всем, кто пал смертью храбрых, безвинно замучен в концлагерях, при строительстве железной дороги «Острогожск – Каменка» - «дороги на крови». Мы должны помнить и чтить память старшего поколения. Собирать по крупицам все, что может касаться тех страшных дней и быть достойными продолжателями героического прошлого дедов и прадедов.

  Н.А.Подгорная

Литература

Острогожский районный архив,

Воспоминания участников ВО войны, тружеников тыла.

 

Организатор - Всероссийское СМИ "Время Знаний"
Свидетельство о регистрации ЭЛ № ФС 77 - 63093 от 18.09.2015 г.,
выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций.