МБОУ «Верхоянская СОШ имени М.Л.Новгородова»
ВРЕМЯ, ПРОСТРАНСТВО, УСТРОЙСТВО ГОСУДАРСТВА В РОМАНАХ Е. ЗАМЯТИНА «МЫ» И О. ХАКСЛИ «О ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР». ГЕРОЙ АНТИУТОПИЧЕСКОГО МИРА
Работу выполнила:
учитель русского языка и литературы
Кривошапкиной У.И.
Верхоянск 2021г.
Классическими произведениями жанра антиутопии являются романы Е. Замятина «Мы», О. Хаксли «О дивный новый мир». Эти романы описывают политическую и социальную структуру общества будущего, исследуют природу власти вождизма.
Как мы уже выяснили, время антиутопии – это застывшее время. Например, действие в романе «Мы» перенесено в далекое будущее. Написанное самим героем романа поэма о Едином Государстве обращена не к современникам повествователя, а к обитателям далеких миров, куда ее доставит космический корабль «Интеграл». Для них она будет одновременно и утопией, и ухронией: ведь они живут в другом времени, которая автору представляется архаичным и давно отставшим: «Существа, обитающие на других планетах, - быть может, еще в диком состоянии свободы… может быть, вы великую книгу цивилизации дочитали лишь до той страницы, что наши предки 900 лет назад».11
Герой оказывается в совершенно абсурдной ситуации: он пишет книгу не для потомков, а фактически для предков: «Я понимаю, что мне так трудно писать ,– взывает Д – 503 к своим будущим предкам, - как ни одному автору на протяжении всей человеческой истории: одни писали для современников, другие – для потомков, но никто никогда не писал для предков или существ, подобных их диким, отдаленным предкам».22
Утопическое Единое Государство создалось на Земле через несколько сот лет после разрушительной и катастрофической Двухсотлетней Войны.
Люди здесь – нумера, каждый из которых выполняет определенную работу в строго определенное время. Замятин вносит в свое идеальное государство принцип строгой временной обусловленности, которую порождает технический прогресс, делающий жизнь человека стремительной и заставляющей ценить каждую минуту и секунду. Все это воплотилось в романе в образе Часовой Скрижали: «Каждое утро <…> в один и тот же час, единомиллионно, начинаем работу – единомиллионно кончаем. И сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, - мы подносим ложки ко рту, выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал Тейлоровских экзерсисов, отходим ко сну <…>»31.
У Замятина герои не личности, у них даже нет имен, они все пронумерованы. Философ А. Лосев писал, что «человек, для которого нет имени, для которого имя только простой звук, а не сами предметы в их смысловой явленности, этот человек глух и нем, и живет он в глухонемой действительности»42. В. Шохина отметила, что утопическое массовое общество состоит не из личностей, а из функций.53 Герои «Мы» лишены способности самостоятельно мыслить, они выполняют те функции, которые определены Единым Государством в лице Благодетеля.
Художественной находкой Замятина стала страшная история Великой Операции. Во время этой операции нумерам вырезают фантазию. На страницах Государственной Газеты написано: «Но эта не ваша вина – вы больны. Имя этой болезни - фантазия…Последнее открытие Государственной Науки : центр фантазии – жалкий мозговой узелок в области Варолиева моста. Трехкратное прижигание этого узелка Х – лучами – и вы излечены от фантазий – Навсегда. Вы – совершенны, вы – машиноравны, путь к стопроцентному счастью – свободен». 61 А для всякого развития необходима свобода: свобода мысли, свобода выбора. Оперируя человеческую фантазию, Единое Государство уничтожает самый главный источник развития, ибо, пока человек мечтает о пока не существующем, он способен созидать новое. В противном случае – наступает энтропия – когда прекращается всякое движение и жизнь останавливается.
То же самое можем сказать о романе «О дивный новый мир» О. Хаксли. Здесь описывается будущее человеческого общества, каким оно будет в 632 году «Эры Форда». Летоисчисление ведется от 1908 года, когда была выпущена первая модель легкового автомобиля, предназначенного для массового производства. Общество, описываемое Хаксли, - триумф капиталистического техницизма, основание которому было положено фордизмом. Эпоха до «Эры Форда» отнесена ко временам «дикости» – временам нестабилизованной общественной жизни и низкого технического развития. Жители Мирового Государства ни к чему не стремятся, не пытаются изменить свою жизнь, нет творческого развития, люди делают только то, что им предназначено и то, что умеют. Например, Линда рассказывает: «Но вы себе вообразить не можете, как это трудно. Ведь столького сама не знаешь; от меня и не требовалось знать. Допустим, спрашивает ребенок, как устроен вертоплан или кем создан мир, - ну, что будешь ему отвечать, если ты бета и работала в Зале оплодотворения?».72
«-А как делают химикаты, Линда? Где их добывают?
Итак, если никакого развития нет, то и время движется по одной прямой линии. Поэтому мы можем сказать, что время антиутопии – это застывшее время, так как все стоит на одном уровне.
Как мы уже говорили, пространство антиутопии всегда ограничено. Государство «Мы» отгорожены Зеленой стеной от иного мира, от солнца – куполом: «<…> вечного стекла, как и Зеленая стена, как и все наши постройки».82 У жителей нет интимного пространства: живут в стеклянных комнатушках – клетках, просматривающихся насквозь в любой час суток. Дома построены из прозрачных материалов. Это напоминает четвертый сон Веры Павловны из романа «Что делать?» Н. Чернышевского. Но если у Чернышевского мотив прозрачности жилища имеет положительное значение - служат косвенным подтверждением торжества в жизни общества светлых, гармоничных начал, то у Замятина прозрачность свидетельствует о вторжении Единого Государства и в святая святых – личную жизнь. В зданиях, в которых живут герои романа, из стекла сделано все: окна, стены, и даже мебель.
Прозрачность – непрозрачность становится в антиутопии Замятина важной мировоззренческой категорией и способом характеристики героев. Признак непрозрачности получает положительную авторскую оценку, превращается в емкий символ естества свободы.93 Непрозрачность – синоним в антиутопии уникальности и неподатливости души. Замятин увидел сквозь прозрачность стекла угнетение и обесчеловечивание, нарушение интимности. Даже стеклянная Зеленая стена отливает тусклым бутылочным цветом, отгораживая город от мира, разъединяя людей, а не соединяя их. Непрозрачность – враг Единого Государства.
Зеленая стена, купол фиксируют замкнутость, ограниченность пространства.
У Замятина нет реального географического пространства. Есть только искусственный, синтетический мир.
Геометрическими символами Единого Государства были куб, квадрат, параллелепипед, прямая. Недопустимы прогнутые закругляющиеся линии, исправляющие пространство. Симметрия геометрических форм символизирует идеал совершенства, неподдающегося дальнейшему усовершенствованию.
У Хаксли Мировое Государство отгорожено оградой от индейской резервации :«Пересекая горы и долы, солончаки и пески, леса и лиловые недра каньонов, через утесы, острые пики и плоские месы, гордо и неудержимо по прямой шла вдаль ограда – геометрический символ победной воли человека. А у ее подножия там и сям белела мозаика сухих костей, темнел еще не сгнивший труп на рыжеватой почве, отмечая место, где коснулся смертоносных проводов бык или олень, кугуар, дикобраз или койот или слетел на мертвечину гриф и сражен был током, словно небесной карой за прожорливость».101 «Дикая резервация это местность, где, вследствие неблагоприятных климатических или геологических условий, не окупились бы расходы на цивилизацию».112
В отличие от Единого Государства Замятина Государство Хаксли не отгорожено от солнца и люди живут не в прозрачных домах, пространство ограниченное, но не замкнутое, точной математической симметрии не наблюдается.
Пространственная структура Мирового Государства, с одной стороны, соотносится со структурой реального пространства Англии, Шотландии, Америки. Например, «…притом на разочек только летала в Америку. <…> Дешевая экскурсия в Нью-Йорк …», «но Бернард возразил, что и в Торки (город в Англии), и в Оксфорде будет слишком людно».
«Ну тогда в Сент – Андрус (город на побережье Шотландии), поиграем там в электромагнитный гольф».121
С другой стороны, пространственная локализация соотносится с ирреальным пространством: «А на каменном корабле месы, на носу корабля, стояло поселение-пуэбло Мальпаис и казалось скальным выростом четких, прямых очертаний».132 Использование вымышленного места необходимо для того, чтобы подчеркнуть, что антиутопический мир пока еще не существует в реальности, пока это только авторский вымысел.
Индейская резервация находится в Нью-Мексико. «Меса была как заштилевший корабль среди моря светло-бурой пыли - вернее, среди извилистого неширокого пролива. Между крутыми его берегами, по дну долины шла зеленая полоса – река с приречными полями».143
Здесь мы видим свободных людей. Они живут семьями, дети рождаются естественным путем.
Утопическое пространство – это радикальное пространство вокруг сакрального центра. Сакральным центром у Замятина является Благодетель, у Хаксли – Мустафа Монд. Управители создают надличностное пространство, т.е. пространство, принадлежащее не социуму, а власти. Личность теряет право на интимное пространство.
Рассмотрим принципы построения идеального счастливого государства.
1.Уже на первых страницах романа Е. Замятин создает модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане обрели наконец желаемое счастье.
Мир этого государства рационализирован и упорядочен, это мир единообразия и несвободы, мир без любви, без поэзии, без науки, без личности, без души. Это общество, в котором « никто не один», но « один из мы». Общество строжайшей регламентации, точнейшего распорядка.
В Едином Государстве идеал жизненного поведения - «разумная механистичность», а все выходящее за ее пределы – «дикая фантазия». К болезненным фантазиям относится искусство (музыка заменяется Музыкальным Заводом, литература – Институтом Государственных Поэтов и Писателей; журналистика – Государственной Газетой; наука – Единой Государственной Наукой и т.д.). «Я» перестает существовать как таковой, становясь органической клеточкой «Мы». Как пишет Н. Фигуровский: «Граждане Единого Государства обречены на энтропию, атрофию своего «Я».151 Теория энтропии была для Замятина одним из основополагающих законов, применимым к любой области жизни. Все старое, догматическое, реакционное – энтропия, вырождение энергии.
В самом начале романа мы видим, какой восторг вызывает у героя- повествователя ежедневная маршировка под звуки Музыкального Завода: он переживает абсолютные единения с остальными, чувствует солидарность с себе подобными. Отметим, что люди, живущие в Едином Государстве внешне схожи, ничем не отличаются друг от друга и внутренне. Одинаковостью, механистичностью отличается вся их жизнедеятельность, предписанная Часовой Скрижалью. Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чем свидетельствует история «О трех отпущенниках».
Общество будущего у Замятина разделяется на три основных слоя. На высшем уровне Благодетель, на среднем - нумера, на низшем - живущие за Зеленой большой стеной волосатые дикари.
Дивный новый мир находится на высшей стадии технического развития, широко использующего достижения наук, в особенности химии и биологии. Систематический научно-технический прогресс и служит здесь решающим орудием создания того социально-стабильного общества, которое рисует Хаксли.
Девиз этого мира: «Общность. Идентичность. Стабильность». Материальная база и одновременно средство формирования стабильной социальной психологии – массовое стандартное производство. Все продукты производства (не только машины, но и одежда, и предметы потребления) производятся массовыми стандартными сериями. Массовое стандартное производство создает стандартные потребности. Общество описываемое Хаксли - это потребительское общество. Потребление носит не только императивный характер, оно возведено в культ. «Каждый мужчина, женщина и ребенок должны потреблять как можно больше. В интересах производства…».161
Идентичные, стандартные потребности создают в свою очередь основу социальной стабильности.
«Не существует цивилизации без стабильности. Не существует социальной стабильности без индивидуальной» – такова одна из главных заповедей устроителей прекрасного нового мира. Отсюда и главная цель: все формы индивидуальной жизни должны быть строго регламентированы. Мысли, поступки и чувства людей должны быть идентичны, даже самые сокровенные желания одного должны совпадать с желаниями миллионов других. Всякое нарушение идентичности ведет к нарушению стабильности и, следовательно, угрожает всему обществу. Как заметил А. Зверев, «естественный цикл жизни со всеми ритмами и красками, со всей гармонией и соразмерностью под натиском «изобретательности» разрушается до самых оснований».
Общество будущего О. Хаксли жестко и иерархично. Наверху – Мустафа Монд (главноуправитель), на среднем уровне- привилегированные альфы, способные в определенных пределах свободному выбору и самостоятельным решениям. Ниже - беты, гаммы, дельты, эпсилоны, которые ничуть не несчастней тех, кто наверху ,потому что труд их не тяжел, детски прост, не перегружает ни головы, ни мышц.
2. В Едином Государстве Замятина материальные проблемы были решены после войны между городом и деревней – была создана нефтяная пища. Город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери - земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей. Государство, победив таким образом голод, «повело наступление против другого владыки мира - против Любви».171 Был провозглашен исторический “Zes sexualis”, т.е. каждый имеет право на каждого «как на сексуальный продукт». Что такое любовь, нумера не знают. В мировой литературе через такое интимное и индивидуальное чувство, как любовь, не раз поверялись различные общественные механизмы.182 Именно потому, что любовь интимна и индивидуальна, она смертельно опасна для рядового нумера, нумер, суммированный, проинтегрированный, должен только подчиняться, он не может чувствовать, размышлять, выбирать, он должен быть как все. Нет «Я», есть только «Мы». А любовь избирательна, любить как все нельзя. Вот почему это чувство необходимо вытравить.
Одна из традиционных схем русского романа – слабый колеблющийся мужчина и сильная волевая женщина, стремящаяся силой своего чувства возродить его жизненную активность – забавно трансформируется.191 Между ними появляется третье лицо – государство, гермафродитски безлюбое и любвеобильное одновременно, любящее себя двуполое, многосимволичное и многофункциональное. Теперь уже одно оно призвано вызывать страсть в каждом из своих граждан, и путы этой любви сильны, как ни в каком ином жанре литературы.
Понятием же семьи герои Единого Государства просто не пользуются. Дело, по – видимому, в том, что Государство взяло на себя буквально все заботы о воспроизводстве человеческого рода. Во всяком случае, одна из героинь по имени О-90 не имеет права стать матерью, ибо она «не дотягивает» десяти сантиметров до «материнской нормы» – установленного государством стандарта физических кондиций, дающего право на обретение потомства. Сама же по себе «технология» воспроизведения потомства достаточно традиционна. Так что здесь все же нет полной государственной технологизации продолжения рода по сравнению с романом «О дивный новый мир».
Проблемы создания стандартного «одномерного» человека, который во всем был бы идентичен со всеми другими людьми, решается в «дивном новом мире» в соответствии с новейшими достижениями науки. Благодаря успехам биологии Мировое Государство О. Хаксли уже давно сумело избавиться от такого анахронизма, как естественное рождение человека. Человек здесь выводится искусственно, как гомункул.
У Хаксли даже слова «мать» и «отец» становятся бранными. Их нежелательно произносить вслух в обществе: «-Тогда, значит, они становились родителями.<...> - короче, - резюмировал Директор, - родителями назывались отец и мать.
Гулко упали (Трах! Тарах!) в сконфуженную тишину эти ругательства, а в данном случае - научные термины».201 Государство не только взяло на себя функции искусственного оплодотворения яйцеклеток, но уже во время беременности вмешивается в ход развития будущего организма. Десятки одинаковых близнецов появляются на свет после обработки по «методу Бокановского». Эта «бокановскизация» становится важнейшим фундаментом девиза Мирового Государства Хаксли.
В ходе беременности закладываются основные принципы социальной ориентации человека, затем они подкрепляются специальными гипнопедическими сеансами. Десятки раз повторяются по репродуктору фразы – заклинания, не оставляющие никакого коридора для маневра, ни малейшего пространства для выбора. Именно так преподаются «основы кастового сознания». «Голос помолчал – и начал снова:
Добавим, что секс в романе сведен не более чем к приятному времяпровождению, когда все остальные его составляющие попросту исключаются. Хаксли иронизирует над цивилизованными гражданами, с детских лет под видом «сексуальных игр» занимающихся благословенным свыше развратом, и противопоставляет им целомудренного Дикаря, который приходит в ужас от «невинной» развращенности своей возлюбленной Линайны. Разумеется, семейное воспитание здесь полностью исчезает, уступая место государственному стандарту знаний, навыков, качеств.
3. Итак, любовь побеждена, в дело выводятся годные к труду недочеловеки, а сам труд оказывается лишь одним из средств подчинения, растворения личности в массе. Предполагается, что он перестанет быть проклятием, тяжелым ежедневным бременем, но превратится в биологическую потребность, и уже отлучение от труда будет равноценно смерти (легенда о трех отпущенниках).
В романе Хаксли принцип разумного разделения труда становится биологическим законом. Каждая каста получает соответствующее воспитание, которое начинается еще на стадии внутриколбового развития. Низшие касты готовятся для исполнения тяжелой, черной работы, поэтому они с самого начала должны быть отучены от всяких лишних, «добавочных» рассуждений.
Итак, мы можем сделать вывод, что качество и черты характера не просто закладываются, но государство устанавливает заведомый порог возможностей, через который человеку никогда уже не суждено переступить. Семьи здесь просто не существует. Государство одновременно становится и отцом, и матерью, и мудрым наставником. Видимо, здесь сказывается то самое ощущение пройденных человечеством исторических этапов, когда общество заранее брало на себя функции регулятора не только семейных отношений, но и – заранее – всей последующей жизни человека.
4. Смерть в антиутопии является единственным явлением, перед которым « совершенное» Государство пока остается бессильным. Это то, чего оно еще не достигло. Не достигло того уровня, чтобы победить смерть. Но и тут Государство пытается овладеть ситуацией. Например, в «дивном новом мире» человека приучают с детства к мысли о смерти, что умирать не страшно, и что после смерти можно приносить пользу обществу.
«Смертовоспитание начинается с полутора лет. Каждый малыш дважды в неделю проводит утро в Умиральнице. Там его ожидают самые интересные игрушки и шоколадные пирожные. Ребенок приучается воспринимать умирание, смерть, как нечто само собою разумеющееся».211 Создаются комфортабельные Умиральницы: «Умиральница на Парк – Лейн представляла собой дом – башню, облицованный лимонного цвета плиткой. <…> В большой этой палате <…> Линда умирала отнюдь не в одиночестве ,а со всеми современными удобствами».222
В романе «Мы» во время казни устраивается праздник для нумеров: «И вдруг одна из этих громадных рук медленно поднялась – медленный чугунный жест – и с трибун, повинуясь поднятой руке, подошел к Кубу нумер. Это был один из Государственных поэтов, на долю которого выпал счастливый жребий – увенчать праздник своими стихами»233.
5. Личность, сформированная подобным общественным укладом, ощущает себя ничтожеством по сравнению с силой и мощью государства. Именно так оценивает свое положение в начале главный герой романа «Мы». Заметим, что с самого начала герой, абсолютно подчинивший собственное «Я» монолитному «Мы», не лишен сомнений.
В первых главах романа Д – 503 предстает апологетом Единого Государства и восторженным почитателем Благодетеля. Восхищение рассказчика вызывает доведенный в государстве до абсурда принцип равенства: все нумера одинаково одеты, живут в одинаковых жилищах, имеют равное сексуальное право и т.п. Оснований для зависти друг другу у них нет.
Главный герой гордится своей безликостью, стертостью, стандартизованностью. Субъективно он счастлив. Ведь ему действительно ничего не нужно. Перед ним поставлена ясная цель, и он уверен в ее благородстве; у Д-503 очень престижная работа: все препятствия легко преодолеваются, как только объявляется, что он не просто нумер, а Строитель Интеграла. Но Д-503 - совершенно оболванен, полностью вписан в систему. Отказ от собственного «Я» уже не осознается потерей, наоборот, уничтожение «Я», полный отказ от своего пути и своих интересов – этический идеал любого нумера. Цельность этого героя – цельность винтика, встроенного в безотказно работающий механизм.241 Ничто не смущает его идиотического спокойствия, его человеческое развитие – в прошлом. Итак, цельность главного героя, как бы странно это ни звучало, - следствие и причина его ущербности, бездуховности.
В глухонемой действительности Единого Государства, где сказанное слово мгновенно становится известно службам Бюро Хранителей, нумера настолько привыкли молчать, что и главный герой может доверить свои мысли только дневнику. Повествование от лица героя позволяет писателю раскрыть историю жизни героя его же глазами, изнутри.
Полному ощущению счастья мешают досадные изъяны этого «идеального» мира. Герою не дают покоя личные часы, которые каждый проводит по – своему, да еще корень из минус единицы, раздражающий его тем, что находится вне ratio. И хотя герой стремится отогнать эти неуместные мысли, в глубине сознания он догадывается, что есть в мире что – то не поддающееся логике, рассудку. Более того, в самой внешности Д-503 есть нечто, мешающее ему чувствовать себя идеальным нумером - волосатые руки, «капля лесной крови». Да и факт ведения записей, попытка рефлексии, не поощряемой государственной идеологией, тоже свидетельствует о необычности центрального героя. Таким образом, в Д-503 остались крошечные рудименты человеческой природы, неподвластные Единому Государству. Под влиянием знакомства с революционеркой I-330 и любовью к ней многое меняется в мировоззрении Д-503. Как заметила Л. Шишкина, «стимулом к прозрению героя становится внезапная вспышка «атавизма» – любовь».251
Ощущение утраты равновесия еще более усугубляется в герое в связи с посещением Древнего Дома. И облако на небесной глади, и непрозрачные двери, и хаос внутри дома, который герой едва переносит - все это приводит его в смятение, заставляет задуматься о том, что никогда не приходило ему в голову: «…ведь человек устроен так же дико как эти вот нелепые "квартиры", - человеческие головы непрозрачны; и только крошечные окна внутри: глаза».262 О глубоких изменениях, произошедших с героем, свидетельствует тот факт, что он не доносит на I-330. Правда, со свойственной ему логикой, он пытается оправдать свой поступок объективными обстоятельствами (болезнью, тем, что его задержали в Медицинском Бюро), и все же привычная ясность мыслей утрачена.
Обратим внимание, что главной деталью портрета I-330 в восприятии героя становится икс, образованный складками возле рта и бровями: икс для математика – символ неизвестного. Так на смену ясности приходит неизвестность, на смену радостной цельности – мучительная раздвоенность. Раздваивается и восприятие героем мира. Ясное безоблачное небо постепенно превращается в сознании героя в тяжелое, чугунное. «…не было Единого Государства, не было меня. Были только нежно - острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне глаза – и через них я медленно входил внутрь все глубже»271. Происходит радикальный перелом в мироощущении героя. Не частицей вселенной ощущает он себя в этот момент, а наоборот – вселенную чувствует в себе. После этого доктор и ставит диагнозы: «По – видимому, у вас образовалась душа».282 Плоскость, зеркальная поверхность становятся объемными. Привычный двухмерный мир рушится. То, что казалось иррациональным, вдруг становится реальностью, только иной, невидимой. «Эта нелепая «душа» - так же реальна, как моя юнифа, как мои сапоги, – хотя я их и не вижу сейчас (они за зеркальной дверью шкафа)? И если сапоги не болезнь, – почему же «душа» болезнь?»293
Так герой вступает в непримиримый конфликт не только с Единым Государством, но и с самим собой. Ощущение болезни борется с нежеланием выздоравливать, осознание долга перед обществом – с любовью к I-330, рассудок – с душой, сухая математическая логика – с непредсказуемой человеческой природой.
Мир в романе Замятина дан через восприятие человека с пробуждающейся душой. И если в начале книги автор, доверяя повествование своему персонажу, все же смотрит на него отстраненным взглядом, часто иронизирует над ним, то постепенно их позиции сближаются: нравственные ценности, которые исповедует сам автор, становятся все более и более дороги герою.
В роман Хаксли «О дивный новый мир» попадает молодой человек, названный в романе Дикарем. Сюда он попадает случайно. Дикарь Джон не похож ни на одного героя в этом романе. Он уникален, в своем роде, уже по своему происхождению. Объясним это тем, что он был рожден женщиной, что уже само по себе противоречит законам Мирового Государства. И заметим, от женщины, которая сама является «продуктом» Мирового Государства. Как нам известно, люди в Мировом Государстве выращивались в пробирках. И то положение, что Дикарь со своей матерью Линдой отличаются и внешне от жителей индейской резервации, доказывает, что они не примкнули и к их среде, а значит, герой Хаксли оказался отвергнутым, в силу каких – то внешних факторов, от своей стихии, и не был принят в другой стихии.
В отличие от героя «Мы» Д-503 Дикарь Джон не гордится своей безликостью, стертостью. Он очень одинок и очень страдает от одиночества.
« – Всегда, всегда один и одинок.
Эти слова Джона щемящим эхом отозвались в сердце Бернарда.
-Да в этом все дело, - кивнул Джон .- Если ты не такой, как другие, то обречен на одиночество. Относиться к тебе будут подло.»301
Попав в Мировое Государство, вначале Дикарь поражен этим сияющим миром, его комфортом, техническим прогрессом, но затем, познакомившись с этим миром теснее, он постепенно приходит с ним в столкновение. Он никак не может понять всех очевидных как будто бы преимуществ технического рая и с отвращением отказывается от всех наслаждений. Первое столкновение происходит тогда, когда он понимает, что принятие сомы постепенно, медленно убивает человека. Линда очень часто принимает сому. Это ему совсем не нравится.
Дикарь продолжает протестовать против «дивного мира», однажды он пытается призвать низшие касты к восстанию. Но очень скоро видит, что они не способны даже понять его. « - Неужели вам любо быть рабами? – услышали они голос Дикаря, войдя в вестибюль Умиральницы. Дикарь раскраснелся, глаза горели страстью и негодованием. – Любо быть младенцами? Вы – сосунки, могущие лишь вякать и мараться, - бросил он дельтам в лицо, выведенный из себя животной тупостью тех, кого пришел освободить. Но оскорбления отскакивали от толстого панциря; в непонимающих взглядах была лишь тупая и хмурая неприязнь».311
Центральным эпизодом романа является встреча Дикаря с Мировым Контролером Мустафой Мондом. Дикарь никак не может понять, зачем нужна иерархическая, кастовая структура общества?
« В ответ Мустафа Монд рассмеялся:
Но как же быть, спрашивает Дикарь, с моральными ценностями, с благородством, героизмом? Мустафу Монда смешит наивность Дикаря.
«-Милый мой юноша, - сказал Мустафа Монд. - Цивилизация абсолютно не нуждается в благородстве или героизме. Благородство, героизм – это симптомы политической неумелости. В правильно, как у нас, организованном обществе никому не доводится проявлять эти качества. Для их проявления нужна обстановка полнейшей нестабильности. Там, где войны, где конфликт между долгом и верностью, где противление соблазнам, где защита тех, кого любишь, или борьба за них – там, очевидно, есть некий смысл в благородстве и героизме. Но теперь нет войн».323
Утопия, некогда подробно описывавшая хозяйственное и политическое устройство нового мира, сосредоточилась на программах психологического раскрепощения, а в утопическом зазеркалье – антиутопии – восторженная интонация, с которой прежние островитяне демонстрировали путешественнику свои достижения, сменилась ожесточенным иррациональным антиутопизмом – ненавистью к сытой, спокойной надежной жизни. Дикарь говорит:
« – Но мне любы неудобства.
Длинная пауза.
Дикарь, убедившись в своей неспособности разрушить этот мир, бежит в пустыню, где ведет жизнь отшельника. Но и здесь цивилизация преследует его. Одна за другой прибывают толпы туристов на геликоптерах – посмотреть, как он «спасается». И когда очередная партия экскурсоводов вваливается однажды в хижину Дикаря, она находит его мертвым. Дикарь повесился…
Всем утопиям. Переупорядочивающим жизнь, поперек дороги стоит свобода человека, и они все, каждая по – своему, стремятся обойти эту помеху, устроившись без свободы. Зловещая и бесплодная практика, о которой поведали антиутопии ХХ века, свидетельствует о том, что задача эта неисполнима: преобразованная в заданном направлении природа человека оказывается уже не человеческой.
Человека можно испортить, но переделать его нельзя.
2Там же. С.43.
1Замятин Е.И. Мы: Роман, рассказы, повесть. М.,1990. С.35-36.
2Лосев А. Философия имени // Родина .1989. №10.С.105.
3Шохина В.Л. На втором перекрестке утопий // Звезда .1990. № 11.С.175.
1Замятин Е.И. Мы: Роман, рассказы, повести. М., 1990.С.140.
2Хаксли О. О дивный новый мир // Иностранная литература. 1988. № 4 .С.66.
1Хаксли О. О дивный новый мир// Иностранная литература 1988.№4.. С. 69.
3 Давыдова Т.Т. Замятин Е. // Новое в жизни, науке, технике. Литература. Знание. 1991. М. С.49.
1Хаксли О. О дивный новый мир // Иностранная литература.1988. № 4. С.59.
2Там же. С.83.
1Хаксли О. О дивный новый мир // Иностранная литература. 1988..№4. С.51.
2Там же. С.59.
3Там же. С.59.
1 Фигуровский Н.Н. К вопросу о жанровых особенностях романа Е.И. Замятина «Мы»// Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1996. №2. С.23.
1Зверев А.В. Когда пробьет последний час природы… // Вопросы литературы. 1989..№1.С.47.
1Замятин Е. И. Мы : Роман, рассказы, повести. М., 1990. С.42.
2Ревич В. Предупреждение всем // Литературное обозрение. 1988. №7.С.44.
1Ланин Б.А. Анатомия литературной антиутопии // Общественные науки и современность. 1993. №5. С.158.
1Хаксли О. О дивный новый мир // Иностранная литература. 1988. №4. С.23.
2Замятин Е.И. Мы: Роман, рассказы, повесть. М., 1990.С.25.
2Там же. С.99.
3Замятин Е.И. Мы: Роман, рассказы, повесть. М., 1990. С.57.
1Ланин Б.А. Е. Замятин и школьная программа // Народное образование. 1990. №12.С.60.
1Шишкина Л. И.Литературная судьба Е. Замятина. СПб.1992. С.11.
2Замятин Е.И. Мы: Роман, рассказы, повесть. М., 1990.С.46.
1Замятин Е. И. Мы: Роман, рассказы, повесть. М., 1990.С.73.
2Там же. С.82.
3Там же. С.90.
1Хаксли О. О дивный новый мир // Иностранная литература. 1988..№4.С.72.
1Хаксли О. О дивный новый мир//Иностранная литература.1988. № 4. С.105.
2Там же. С.109.
1Хаксли О. О дивный новый мир // Иностранная литература. 1988. №4. С.117.
