Всероссийское СМИ "Время Знаний". Возрастная категория 0+

Лицензия на осуществление образовательной деятельности № Л035-01213-63/00622379

Свидетельство о регистрации СМИ ЭЛ № ФС 77 - 63093 от 18.09.2015 г. (скачать)


Автор, повествователь и рассказчик в тексте романа «Лаура и ее оригинал» В.В. Набокова

В данной статье рассмотрены формы проявления авторского сознания в романе В. Набокова «Лаура и ее оригинал».

Посмотреть публикацию
Скачать свидетельство о публикации
(справка о публикации находится на 2 листе в файле со свидетельством)

Ваши документы готовы. Если у вас не получается скачать их, открыть или вы допустили ошибку, просьба написать нам на электронную почту konkurs@edu-time.ru (обязательно укажите номер публикации в письме)

Автор, повествователь и рассказчик в тексте романа «Лаура и ее оригинал» В.В. Набокова

Аннотация: В художественном произведении автор может изучаться с разных сторон. Это связано с тем, что проявление автора в тексте художественного произведения может иметь различный характер. Организация художественного произведения с точки зрения повествования обозначает авторское присутствие в тексте. В данной статье рассмотрены формы проявления авторского сознания в романе В. Набокова «Лаура и ее оригинал».

In a work of art, the author can be studied from different angles. This is due to the fact that the manifestation of the author in the text of the work of art may have a different character. The organization of an artistic work from the point of view of storytelling denotes the author's presence in the text. This article considers the forms of manifestation of author's consciousness in V. Nabokov's novel “Laura and its original”.

Ключевые слова: автор, повествователь, рассказчик, образ автора.

Keywords: the author, the storyteller, the story-teller, an image of the author.

Понятия автор и авторство выражают специфическое отношение к тексту как лично «сотворенному» писателем – «творцом».

В своем исследовании мы разделяем «автора биографического» и категорию «автора в тексте». Биографический автор чаще всего не совпадает с автором-повествователем, то есть образом автора (голосом автора) в художественном произведении.

Термин «образ автора» принадлежит В.В. Виноградову, в работе «Проблема авторства и теория стилей» исследователь называл его своеобразным «центром, фокусом, в котором скрещиваются и синтезируются все стилистические приемы произведения словесного искусства». Данное понятие указывает на одну из форм непрямого присутствия автора в произведении.

По мнению В.В. Виноградова, образ автора связывается из языковых особенностей текста, которые составляют его авторский стиль. Основой в определении образа автора, по мнению ученого, служит отношение автора к теме. Это отношение выражается на содержательном уровне. Выявление авторской модальности может опираться на анализ заглавия, ключевых слов, имен собственных.

В объективном смысле «образ автора» присутствует лишь в произведениях автобиографического, лирического плана, то есть там, где личность автора становится темой и предметом его творчества. Но шире под образом, или «голосом» автора имеется в виду личный источник тех слоев художественной речи, какие нельзя приписать ни героям, ни конкретно названному в произведении рассказчику.

Стоит отметить, что литературоведческая категория «автор» имеет лишь опосредованное отношение к реально-биографической личности автора-писателя. Так, В.Е. Хализев в «Теории литературы» представляет категорию автора в трехчленном расслоении: на реального автора-писателя, «образ автора, локализованный в художественном тексте, то есть изображение писателем самого себя», «художника-творца, присутствующего в его творении как целом и имманентном произведении».

Следовательно, это в основном именно художественный образ, порой проявляющийся в повествовании от первого лица (тогда «автор» нередко берет на себя функции повествователя, рассказчика о событиях своей или вымышленной жизни) или же «прячущийся» за субъективными сферами героев (проникая в них, достраивая в своей повествовательной речи, и тому подобное).

Основным средством «авторского» воплощения становится именно повествовательная речь. Образ повествователя, образ автора – носитель авторской (то есть не связанной с речью какого-либо персонажа) речи в прозаическом произведении.

Образ автора в художественном произведении может выделяться на поверхностном и глубинном(смысловом) уровне. Поверхностный уровень предполагает такие компоненты текста, по которым читатель может определить авторскую позицию без привлечения каких-либо знаний со стороны, «напрямую». Образ автора на этом уровне может выражаться в «рамочных компонентах», таких как заглавие, эпиграф, начало, концовка, примечания автора, предисловие, послесловие. Глубинный уровень предполагает эксплицитно выраженные языковые средства. Эти средства обретают смысл в контексте произведения или культуры, а также требуют интерпретации с привлечением дополнительной информации.

Образ рассказчика («рассказчик») возникает при персонифицированном повествовании от первого лица; такое повествование – один из способов реализации авторской позиции в художественном произведении; является важным средством композиционной организации текста. Категория «образ рассказчика», соотносясь с понятиями «повествование» («повествователь»), «образ автора» («автор»), позволяет выявлять художественное единство в аспекте его структурно-стилистической многоплановости.

В современном литературоведении отношение «автор – рассказчик – произведение» трансформируется как «точка зрения – текст» (Ю.М. Лотман); выявляются конструктивные способы реализации авторской позиции в широком аспекте: планах пространственно-временном и других (Б.А. Успенский).

Проблема рассказчика встает при анализе эпических произведений. Однако образ рассказчика (в отличие от образа повествователя) в собственном смысле слова присутствует в эпосе не всегда. Так, возможно «нейтральное», «объективное» повествование, при котором сам автор как бы отступает в сторону и непосредственно создает перед нами картины жизни (хотя, конечно, автор незримо присутствует в каждой клеточке произведения, выражая свое понимание и оценку совершающегося).

Но чаще повествование ведется от определенного лица; в произведении, помимо других человеческих образов, выступает еще и образ рассказчика. Это может быть образ самого автора, который непосредственно обращается к читателю. Не следует, однако, думать, что этот образ совершенно тождествен автору, – это именно художественный образ автора, который создается в процессе творчества, как и все другие образы произведения.

Очень часто в произведении создается и особый образ рассказчика, который выступает как отдельное от автора лицо (нередко автор прямо представляет его читателям). Этот рассказчик может быть близок автору, родствен ему. Так же рассказчик может выступать и как всего лишь повествователь, знающий ту или иную историю, и как действующий герой (или даже главный герой) произведения. Наконец, в произведении подчас предстает не один, а несколько рассказчиков, по-разному освещающих одни и те же события.

Все это имеет очень существенное художественное значение. Сложные соотношения автора (который, конечно, в любых случаях присутствует, воплощается в произведении), рассказчика и созданного в произведении жизненного мира определяют глубокие и богатые оттенки художественного смысла. Так, образ рассказчика всегда вносит в произведение дополнительную оценку происходящего, которая взаимодействует с авторской оценкой. Особенно сложной формой рассказа, характерной для новейшей литературы, является так называемая не собственно прямая речь. В этой речи нераздельно переплетаются голос автора и голоса героев (которые в данном случае выступают и как своего рода рассказчики, ибо автор использует для отображения совершающегося их собственные слова и выражения, хотя и не передают их в форме прямой речи, от первого лица).

Автор и рассказчик – это понятия, служащие для обозначения тех особенностей языка художественного произведения, которые не могут быть связаны с речью того или иного из персонажей произведения, но в то же время имеют определенное художественное значение в ходе повествования.

Изучение особенностей образа рассказчика при анализе произведения имеет существенное значение.

Организация художественного произведения с точки зрения повествования обозначает авторское присутствие в тексте. Тип повествования может быть двух видов: повествование от первого и от третьего лица. Е.И. Орлова в своем учебном пособии «Образ автора в литературном произведении» предлагает обозначить лицо, от имени которого идет повествование, рассказчиком (1 лицо) и повествователем (3 лицо).

Разновидностями типа авторского присутствия в тексте повествования от первого лица: автор-рассказчик, герой-рассказчик, рассказчик, который не является героем.

Автор рассказчик строит повествование как беседу с читателем, вступает в диалог с героями, выражает свое отношение к происходящему. Герой-рассказчик принимает участие в событиях. Рассказчик, который не является героем, сам является предметом изображения, отдельным персонажем.

Разновидностями авторского присутствия от третьего лица можно считать следующие: авторское повествование, несобственно-авторское повествование, несобственно-прямая речь повествователя.

При авторском повествовании автор как бы «растворяется» в тексте, за счет данного приема достигается эффект объективности изображаемого. В случае несобственно-авторского повествования речь повествователя, в некотором роде, вбирает в себя голос героя, происходить это может в рамках какого-либо отрезка теста или предложения. Автором, тем самым, передаются мысли и чувства героя. В случае, если голос героя преобладает над голосом автора, то во внимание берется понятие несобственно-прямой речи. Последние две разновидности порой трудно отличить друг от друга. Для различия стоит обозначить, что в случае с преобладанием авторского плана на первое место выходит собственно авторское повествование, если же преобладает план персонажа, то речь идет о несобственно-авторском повествовании.

Структуру набоковского «романа на карточках» определяет «двусторонность» этой истории. Основными персонажами романа «Лаура и ее оригинал» являются Флора и ее муж Филипп.

Любовник Флоры пишет роман «Моя Лаура», прототипом героини которого является Флора и который выходит в двух изданиях: дешевом и дорогом переплете. Однако карточек с текстом этого внутреннего романа имеется всего девять: 59–63, 93–94, 110–111.

Первая глава «Лауры и ее оригинала» представляет собой экспозицию романа: русский писатель, любовник Флоры, рассказывает о своих отношениях с ней. Далее идут главы, описывающие биографию Флоры: ее родословная, ее детство и отрочество, смерть матери и замужество дочери. Дед Флоры, художник Лев Линде, эмигрировал из Москвы с женой Евой и сыном Адамом в 1920 г. и поселился в Нью-Йорке.

Его сын Адам сделался модным фотографом и женился на балерине Ланской. Флора была их дочерью, хотя отцовство Адама весьма сомнительно, поскольку у матери имелись любовники, а сам Адам был гомосексуалистом и через три года после рождения Флоры покончил жизнь самоубийством. Мать поселилась в Париже, где давала уроки танцев во второразрядной школе. Ее любовник, пожилой англичанин Гумберт Г. Гумберт, в отсутствие матери «терся около Флоры». Этот персонаж – «явная пародия на Гумберта Гумберта из «Лолиты», то есть здесь у Набокова самопародия»1. Гумберт Г. Гумберт умер от апоплексического удара в лифте гостиницы. Вместе с матерью Флора вернулась в США, в массачусетский город Саттон, где она родилась и где стала учиться в колледже. В день, когда Флора кончила курс в Саттоновском колледже, скончалась ее мать. В компании с одной саттонской студенткой и своим поклонником-художником Флора открыла лавку вееров, где и познакомилась с Филиппом. Он выведен во внутреннем романе «Моя Лаура» под именем Филидор.

Переводчик романа Геннадий Барабтарло считает, что линия Флоры записана на 58 карточках. Дневник Филиппа занимает 40 карточек. Еще 16 карточек относятся к жизни Филиппа и его реминисценциям.

Во-первых, автором-рассказчиком в первой главе (карточки №1-20) является русский писатель, любовник Флоры.

Карточка №1 начинается со слов, которые звучат из уст рассказчика, в свою очередь рассказчик будто бы пересказывает слова героини и описывает ее движения в ремарках, тем самым выступая в роли наблюдателя, который косвенно участвует в действии: «Ее муж, отвечала она, тоже в некотором роде писатель. Говорят, толстяки колотят своих жен, и у него был очень и очень свирепый вид, когда он поймал ее на том, что она рылась в его бумагах. Он замахнулся мраморным пресс-папье, как если бы хотел размножить эту слабенькую ручку (демонстрирует преувеличенно дрожащую руку). А она всего лишь искала одно дурацкое деловое письмо и вовсе не пыталась копаться в его загадочном манускрипте»2. Словосочетание «дурацкое деловое письмо» является отражением несобственно-авторской речи, так как передает эмоциональную окраску герои, чьи слова пересказывает автор-рассказчик. Вторая карточка выдержана в той же специфике.

Карточки №3 и №4 содержат фрагменты разговора г-жи Карр, Флоры и безымянной девицы: «Какая жалость, еще раз сказала г-жа Карр, хозяйка, что Филипп не мог придти, вернее, что Флоре не удалось уговорить его придти! В следующий раз я опою его чем-нибудь и привезу, сказала Флора, шаря вокруг кресла, где сидела, в поисках слепого черного щенка – своего бесформенного ридикюля. Да вот он, воскликнула безымянная девица, быстро присев на корточки»3. Оформление прямой речи в данном фрагменте отсутствует, что несколько затрудняет понимание читателем ситуации разговора персонажей. Как правило, прямая речь во всем произведении не оформлена специальным образом.

Повествование строится в своеобразной монологической форме. Все слова героини мы узнаем через призму автора-рассказчика, иногда с закавыченными фразами: «моей тетке Эмилии Карр» (карточка №5).

Карточки №6 и №7 содержат внутренний монолог героини, который начинается с вопроса «Куда это подевался баул, будь он неладен, ведь его привезли уже?» и не оформляется в тексте при помощи пунктуации. В пометах на полях карточки Набоковым отмечается: «Переписать еще раз. Ни кавычек, ни запятых». Тем самым, нам сложно определить какие из фрагментов текста содержат несобственно-авторское повествование, несобственно-прямую речь или же авторское повествование. К тому же, стоит отметить, что все пометы на полях, если рассматривать их в качестве некоего обрамления произведения, мы можем использовать для характеристики автора биографического.

Следующие карточки (№8-13) иллюстрируют внешнее описание Флоры. Данное описание мы получаем непосредственно от автора-рассказчика, так как оно специфично и содержит субъективные комментарии. «Она была щупла до невероятности. Ребра проступали. Выдававшиеся вертлюги бедренных мослов обрамляли впалый живот, до того уплощенный, что его и животом нельзя было назвать. Весь ее изящный костяк тотчас вписался в роман – даже сделался тайным костяком этого романа, да еще и послужил опорой нескольким стихотворениям. Груди этой двадцатичетырехлетней нетерпеливой красавицы, каждая размером с чайную чашку, раскосым прищуром бледных сосков и твердостью очертания казались лет на двенадцать моложе ее самой»4. В данном фрагменте описание внешности Флоры со столь субъективными оценками и сравнениями производится автором-рассказчиком. При этом автор снова выступает в роли стороннего наблюдателя. Но нельзя не обратить внимание на фразу «Весь ее изящный костяк тотчас вписался в роман», после данного упоминания, у нас не остается сомнений в том, что автором-рассказчиком в данной главе является именно любовник Флоры.

Сравнения, которые приводятся автором-рассказчиком, а также вывод после них отражают его субъективную оценку: «Словно накладывал на лицо маску, словно слоем краски покрывал бока, словно передником облегал ее живот поцелуями – все это вполне приемлемо, покуда они не мокрые»54.

«Весь ее изящный костяк тотчас вписался в роман – даже сделался тайным костяком этого романа, да еще и послужил опорой нескольким стихотворениям»64 – данная цитата является яркой иллюстрацией того, кто из персонажей в данном фрагменте текста выступает в роли рассказчика, ведь именно любовник Флоры пишет о ней роман.

Встречаются фрагменты, в которых автором-рассказчиком указывается, чье мнение он передает, но не без собственной субъективной оценки: «На стене красовалась репродукция гнусного Глистова «Гландшафта» (отступающие вдаль овалы), вещь воодушевляющая и умиротворяющая, по мнению пошленькой Флоры»75.

Во второй главе (карточки №21-38) повествуется о Льве Линде, который приходится дедом Флоре. Форма авторского выражения в данной главе отлична от формы выражения в главе первой. Здесь мы сталкиваемся с образом автора-повествователя. Мы считаем, что эти образы роднит то, что они описывают события сквозь призму других персонажей, тем самым наделяя повествование долей субъективизма, причем не всегда остается понятным тот факт, чья субъективная оценка находит свое отражение на страницах романа. Так, например, карточка №22 содержит следующую фразу: «Довольно скоро многим безутешным полотнам пришлось возвратиться в Москву, другие же прозябали в арендованных квартирах, откуда потом перебирались на чердаки или скатывались до рыночных лотков»86. Слова: «безутешным», «прозябали», «перебирались» отражают специфику авторского своеобразия, которая кроется использовании эмоционально окрашенных слов. Мы можем предположить, что автор-повествователь использует данные формы для того, чтобы подчеркнуть собственное отношение к художественному искусству того времени. Далее карточка №23 содержит вопросительную фразу: «Что может быть плачевнее художника, у которого опустились руки, который умирает не от заурядного какого-нибудь недуга, а от меланомы забвения, поразившей некогда знаменитые картины, например, «Апрель в Ялте или «Старый мост»?»96 – своеобразный риторический вопрос, в след за которым говорится: «Не станем задерживаться на опрометчивом выборе места изгнания. Не станем засиживаться у этого безжалостного одра болезни». Эти рассуждения автора направлены на читателя с целью построения диалога. В данной речевой конструкции происходит слияние художественного мира автора и читателя. Это слияние можно отметить исходя из данной фразы, в которой повторяющийся глагол «не станем» употребляется в 1м лице мн. числе – «мы» – то есть объединяет автора-рассказчика и читателя.

Тем самым, во второй главе мы сталкиваемся с автором-повествователем, который рассказывает читателю о событиях из жизни Флоры, в некоторых моментах помещая на страницы романа собственное мнение. Зачастую в повествовании встречается пересказ мыслей и действий Флоры и других персонажей романа, которые сопровождаются рассуждениями автора.

В главе третьей (карточки №39-49) автором-повествователем совершаются «ретроспективные прыжки» в юношеские годы жизни Флоры. Сначала описываются первые любовные опыты четырнадцатилетней Флоры. В данной главе мы сталкиваемся со своеобразием категории времени в романе. Например, во фрагменте: «Это двадцатипятилетняя Флора – синеокая, с близко посаженными глазами, с жестоким ртом – вспоминает обрывки своего прошлого, с утраченными или не в том порядке собранными деталями, с «метлой» промеж «дельты и «дятла», на потускневших от пыли полках, это она самая. Все в ней неизбежно должно оставаться расплывчатым, даже самое имя ее, которое как будто для того и выдумано, чтобы баснословно удачливый художник мог из него вывести другое. Она ничего не смыслила ни в искусстве, ни в любви, ни в различии между сном и явью, но метнулась бы на вас плоскоголовой синей рептилией, если б вы усумнились в том, что она разбирается в сновидениях»107 описание героини представлено в настоящем времени, в отличие от большинства фрагментов, построенных в основном на формах времени прошедшего. В данном фрагменте временная характеристика подается автором таким образом, что образ Флоры предстает перед читателем «здесь и сейчас», тем самым хронотоп произведения находит точки соприкосновения с действительностью читателя.

В четвертой главе (карточки №50-53) повествуется о смерти г-жи Ланской. Данное повествование сопровождается комментариями автора по поводу фамилии г-жи Ланской: «Вообще говоря, если речь идет о женщине с артистической известностью, то в транслитерации ее русской фамильи следует прилежно сохранять женское окончание (например, -ая вместо мужеского -ий или -ой). Поэтом пускай она здесь будет Lanskaya – тут land (земля), и sky (небо), и печальное эхо ее танцевального имени». Мы можем предположить, что данные комментарии содержат специфическую окраску не просто автора-повествователя, но и автора биографического, так как в своем творчестве, когда дело касалось непосредственно переводов фамилий, В. Набоков настаивал на том, что, если женщина не актриса и не танцовщица и т.п., по-английски следует, как и принято, сохранять окончание мужеского рода, по фамилии отца или мужа118.

Пятая глава (карточки №54-63) посвящена описанию мужа Флоры – доктора Филиппа Вайльда. Карточка №54 содержит субъективную оценку персонажа, которая дается автором-повествователем. Мы затрудняемся при определении того, чья же конкретно оценка находит отражение в описании и, тем самым, можем прийти к выводу, что автор-повествователь выступает здесь как персонаж, который некогда был знаком с профессором: «Д-р Филипп Вайльд был блестящий невролог, выдающийся профессор и человек весьма состоятельный; одного только ему не доставало привлекательной наружности. Однако непомерная его толщина недолго поражала всякого, кто видел, как он семенит к кафедре на своих несообразно маленьких ножках, и кто слышал, как он с каким-то кудахтаньем откашливается, перед тем как начать очаровывать аудиторию блеском своего интеллекта. До интеллекта Лаура была не большая охотница, но ее завораживали его слава и состояние»129. С карточки №59 начинается описание внутреннего романа, который был написан любовником Флоры «Моя Лаура». Филипп Вайльд показан там «сочувственно», так «как принято изображать «крупных ученых», «он выведен там с поразительной, классической отчетливостью под именем Филидора Соваж»1310. Мы предполагаем, что данное описание во внутреннем романе дает «страдающий неврозами, неуверенный литератор» – автор романа «Моя Лаура», любовник Флоры.

Глава шестая (карточки №64-77) своеобразна тем, что в ней в очередной раз происходит смена автора. Карточки №64-73 – дневниковые записи, содержащие размышления об «опыте над самим собой» Филиппа Вайльда1411. Карточки №74-75 отражают рассуждения мужа флоры: «Я, Филлип Вайльд, профессор экспериментальной психологии Ганглийского университета, последние семнадцать лет страдаю унизительным желудочным недомоганием, которое чрезвычайно ограничивает приятность застольного общения в небольших обеденных комнатах. Ненавижу свое брюхо, этот набитый кишками сундук, который я принужден таскать за собой повсюду вместе со всеми его спутниками: неудобоваримой пищей, изжогой, свинцовой залежью запоров, а то еще расстройством и первой порцией горячей гадости, извергающейся из меня в публичном сортире за три минуты до назначенной встречи»1512. Мы приходим к выводу, что по форме высказывания содержание данных карточек схоже с оформлением официального документа: ««Я, Филлип Вайльд, профессор экспериментальной психологии Ганглийского университета…». Последующее повествование не соответствует изначально заданной форме, т.к. содержит личные переживания и признания героя. Тем самым, форма выражения авторского сознания в данном фрагменте текста весьма своеобразна и может служить для характеристики персонажа. Герой хочет сделать официальное заявление о своих личных «проблемах», тем самым объясняя желание провести «эксперимент».

Седьмая глава (карточки №79-92) так же состоит из дневниковых записей Филиппа Вайльда. «Я мирно попивал полуденный чай с петибер, когда прихотливые резные края этого бисквита привели в движение ассоциацию, которая могла придти читателю в голову еще быстрее»1613 – данная форма высказывания не свойственная дневниковым записям, так как содержит упоминание о «читателе», мы убеждены, что личный дневник имеет читателей. Таким образом, Филипп Вайльд здесь предстает как своеобразный автор-повествователь, который предполагает, что его записи прочтут, а не просто как обыватель, делающий личные заметки в дневник.

Последняя глава (карточки №93-114) в силу того, что роман не был окончен, представляет некий разрозненный текст. В данном фрагменте романа встречаются такие заголовки: «Начало последней главы», «Конец предпоследней главы», «[Манускрипт] Вайльда», «Записки Вайльда», «Сила воли, абсолютное владение собой», «Искусство самоубоя (Литературное приложение к «Таймс»), «Последняя». В связи с этим, целесообразно упомянуть биографического автора, так как карточки данной главы содержат наибольшее количество помет его присутствия, нежели все предыдущие главы. Мы можем сделать вывод о том, что издателями в последнюю главу были включены все те карточки, которые по каким-то причинам не представилось возможности поместить в другие главы. Так, например, ряд карточек объединяет помета «Первая(а)», «Первая(b)», «Первая(с)», «Первая(d)», «Первая(е)» и «Первая(f)» и есть возможность выстроить порядок данных карточек по отношению друг к другу. Все карточки последней главы содержат повествование, которое ведет автор-рассказчик в лице мужа Флоры – Филлипа Вайльда. Притом, что содержание карточек отражает различную специфику повествования: то это воспоминания о Флоре, то продолжение мыслей об эксперименте или «самобичевании» по поводу собственного тела (ног).

Таким образом, в романе В. Набокова «Лаура и ее оригинал» формы выражения авторского сознания меняются от главы к главе. Мы выделили три формы: автор-рассказчик в лице любовника Флоры, автор-рассказчик в лице мужа Флоры и автор-повествователь. Однако с долей уверенности можно утверждать, что собственно «набоковский код» можно расшифровать на пересечении данных форм проявления авторского сознания. Так создается набоковская нарративная стратегия. Уникальность и своеобразие последнего романа В. Набокова видится, прежде всего, в том, что как в его структуре, так и в наличии авторских рабочих комментариев на полях текста «романа на карточках» – есть редкая для В. Набокова «открытая форма авторского сознания».


Копылова, В. Набоков посмеялся над Лолитой. Писатель загадал потомкам нравственный ребус // Моск. комсомолец. – М., 2009. – № 270 (25222). – С. 10.

Набоков, В.В. Лаура и ее оригинал: Фрагменты романа / В.В. Набоков; пер. с англ. Г. Барабтарло. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2017. – с. 33.

Набоков, В.В. Лаура и ее оригинал: Фрагменты романа / В.В. Набоков; пер. с англ. Г. Барабтарло. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2017. – С. 34.

Там же. – С. 36.

5 Там же. – С. 38.

6 Там же. – С. 44.

7 Там же. – С. 54-55.

8 Там же. – С. 59.

9 Там же. – С. 62.

10 Там же. – С. 66.

11 Там же. – С. 68.

12 Там же. – С. 72.

13 Там же. – С. 74

Время Знаний

Россия, 2015-2024 год

Всероссийское СМИ - "Время Знаний"
Выходные данные
Издатель: ИП Воробьев И.Е.
Учредитель и главный редактор: Воробьев И.Е.
Электронная почта редакции: konkurs@edu-time.ru
Возрастная категория 0+
Свидетельство о регистрации ЭЛ № ФС 77 - 63093 от 18.09.2015 г.
выдано Роскомнадзор
Обновлено по состоянию на: 28.03.2024


Правообладатель товарных знаков
ВРЕМЯ ЗНАНИЙ (Св-во №779618)
EDUTIME (Св-во №778329):
Воробьев И.Е.

Лицензия на осуществление образовательной деятельности № Л035-01213-63/00622379 выдана Министерством образования и науки Самарской области