родился 15 (27) января 1826 года в селе Спасское Тверской губернии, расположенном в юго-восточном углу нашего края, на границе с Ярославской губернией, отчего и стало оно именоваться Спас-Угол.
Отец будущего писателя Евграф Васильевич Салтыков (1776— 1851), женатый на дочери московского купца Ольге Михайловне Забелиной (1801—1874), принадлежал к среднепоместному дворянскому роду и владел здесь вотчиной, которая благодаря напористой энергии и стяжательству Ольги Михайловны к 30-м годам прошлого столетия превратилась в обширное имение.
3.2
В селе Спас-Угол Михаил Евграфович провел первые десять лет своей жизни и получил довольно тяжелые впечатления от разгула крепостнических нравов, которые царили как в его родной семье, так и в ближайших поместьях дворян-крепостников. Впоследствии Салтыков-Щедрин в «Мелочах жизни» писал: «Я вырос на лоне крепостного права, вскормлен молоком крепостной кормилицы, воспитан крепостными мамками и, наконец, обучен грамоте крепостным грамотеем. Все ужасы этой вековой кабалы я видел в их наготе».
Первыми воспитателями и учителями его были крепостная нянька Домна и крепостной живописец Павел Дмитриевич Соколов, обучивший его первоначальной грамоте. Они привили мальчику сочувственное отношение к крепостным людям и оставили у него по себе на всю жизнь добрую память. Впечатления детства отражены во многих произведениях Щедрина, в особенности в «Господах Головлевых» и «Пошехонской старине», хотя ни одно из них отнюдь нельзя рассматривать как автобиографическое, о чем сам писатель счел нужным предупредить в специальном примечании к «Пошехонской старине»: «Автобиографического элемента в моем настоящем труде очень мало; он представляет собой, .просто-напросто, свод жизненных наблюдений, где чужое перемешано.со своим, а в то же время дано место и вымыслу».
М. Е. Салтыков-Щедрин
3.3
В годы пребывания в Московском дворянском институте и Царскосельском лицее (1836—1844) М. Е. Салтыков почти каждое лето проводил у себя на родине; не раз приезжал он сюда и позднее, находясь на службе в Петербурге, и даже из Вятской, ссылки. В 1853 году, получив четырехмесячный отпуск, он приехал к матери в с. Ермолино, откуда выезжал в с. Страшевичи, Старицкого уезда, чтобы навестить свою сестру Любовь Евграфовну, которая была замужем за мелкопоместным дворянином Зиловым.
3.4
В 1856 году Салтыков из Вятки вернулся в Петербург и вынужден был снова взяться за службу в министерстве внутренних дел. В качестве чиновника особых поручений он был командирован в этом году в Тверскую губернию для ревизии комитетов ополчения и установил, что местные купцы и чиновники во главе с губернатором, , в чьих руках были поставки в армию, хищнически и безнаказанно грабили казну. Свои впечатления от этой поездки он использовал впоследствии в очерках «В среде умеренности и аккуратности», в «Благонамеренных речах» и «Пошехонской старине».
В 1860—-1862 годах Салтыков служил в Твери вице-губернатором, всеми силами пытаясь отстаивать интересы народа от крепостников-тюмещиков и царских чиновников, но постоянно наталкиваясь в этом деле на яростное противодействие махровых реакционеров и трусость либералов, которым всегда удавалось свести мероприятия Салтыкова на нет.
«В конце 1860 и в начале 1861 годов,—пишет Н. Журавлев,— постановлениями губернского правления, которым руководил Салтыков, было возбуждено 22 дела против чиновников тверских губернских и уездных учреждений за произвол по службе, взяточничество, подлоги, воровство казенных денег и другие преступления. Решающее слово по всем этим делам принадлежало Тверской палате уголовного суда, члены которой далеко не разделяли взглядов Салтыкова и стояли на защите помещиков и чиновников, кем бы они ни были, какие бы преступления они ни совершали. Из всех преданных суду только один самый незначительный чиновник за подчистки и исправления в приходо-расходных книгах и за несвоевременную запись в книги поступающих денег был отрешен от должности «с запрещением вступать в государственную службу». Все остальные чиновные акулы и щуки покрупнее были или оправданы, или получили только выговоры».
Усилия Салтыкова были направлены не только на защиту крестьян от дикого произвола помещиков, но и к улучшению положения тверских рабочих. Его возмущало, что на фабриках Морозова, Каулина и Залогина рабочие лишены всякой возможности отстаивания своих прав, что эти «фабрики—суть гнезда заразы для здоровья и целой жизни рабочих», что рабочие живут в грязных, вонючих, холодных конурах, в которых зимой мерзнет вода. Видя, что фабриканты отвергают даже самые элементарные требования рабочих об улучшении своего положения, Салтыков с негодованием писал: «...направление всех умственных и нравственных сил фабрикантов единственно только в пользу своего кармана. Для них тысячи человек, страдающих по милости отвратительного устройства их мастерских, значат не более валяющихся около их фабрик кошек и собак».
Служа в Твери, Салтыков выезжал для ревизии городского хозяйства в уездные города — Бежецк, Весьегонск, Калязин, Кашин, Корчеву; впечатления от этих поездок получил отражение в ряде его произведений. В годы пребывания в Твери на посту вице-губернатора Салтыков написал несколько сатирических очерков («Наш дружеский хлам», «Характеры», «Клевета», «После обеда в гостях», «Литераторы-обыватели», «Наши глуповские дела»), две пьесы— «Тени» и «Погоня за счастьем» и несколько газетных статей. Разумеется, характер и содержание этих произведений далеко выходят за рамки местного значения; как истинный художник, Салтыков-Шадрин придавал им большую обобщающую силу, изображая в этих произведениях такие явления и процессы русской жизни, которые были типичны для общественного строя старой России в делом.
3.5
В 1862 году Салтыков вышел в отставку и полностью отдался литературно-творческому труду. Незадолго до своего отъезда, 22 марта 1862 года, он устроил в Твери публичный литературный вечер, на котором кроме М. Е. Салтыкова по его приглашению выступали А. Н. Островский, И. Ф. Горбунов, поэты А. М. Жемчужников и А. Н. Плещеев.
Связи Салтыкова с нашим краем не прекращались и после того, как он покинул службу в Твери. Он несколько раз приезжал на родину в 60—70-х годах, преимущественно по семейным отношениям со своими братьями.
3.6
В книгах великого сатирика «Господа ташкентцы», «Благонамеренные речи», «Современная идиллия», «Пошехонская старина» и др. мы во множестве встречаем образы и картины, навеянные писателю нашим краем, упоминания Калязина, Кашина, Корчевы, Ржева, Зубцова, Селижарова и других городов и поселков Тверской губернии. Так, в «Господах ташкентцах», изображая чиновничью саранчу, Щедрин рисует образ статского советника Нагорнова, готовящего своего сынка к служебной карьере:
«— И мундир мне, папаша, дадут? — спрашивал Миша.
— И мундир дадут, и крест дадут... все как у папаши! Будь только прилежен, да благонравен, а начальство уж наградит!
Слушая такие речи, Миша усугублял рвение и, никогда не теряя из вида департамента, с какой-то восторженностью зубрил: «Города, стоящие на Волге, суть: Ржев, Зубцов, Тверь, Корчева и т. д.»
Известно, с каким негодованием и презрением писал Салтыков-Щедрин о хищниках капиталистической эксплуатации, разных Колупаевых, Разуваевых и Деруновых, которые особенно нагло стали заявлять о себе в пореформенное время. Нередко эти хищники выходили из среды кулаков-мироедов, которые наживали миллионы на ограблении народа и государственной казны и которым сатирик дал общую кличку «Чумазый». Пожалуй, самым ярким и всесторонне очерченным типом такого чумазого является образ Осипа Дерунова в «Благонамеренных речах»; это, по определению писателя, «вампир», у которого «выжимание гроша втихомолку сменилось наглым вожделением грабежа». Установлено, что реальным прототипом этого персонажа был хорошо известный Щедрину с детства крестьянин-богатей Сафрон Осипов, который сначала был крепостным старостой в имении теток писателя, а потом стал тузом-капиталистом. Изображая компанию Дерунова, Щедрин иронически писал: «Тут же сидел и «генерал», человек очень угрюмого вида, когда-то бывший полководец, совершивший знаменитую переправу через реку Вьюлку и победивший мятежных семендяевцев, но теперь, за победой и одолением, оставшийся за штатом и нашедший приют около концессионеров». В специальном примечании к этому месту автор указывает, что река Вьюлка — Тверской губернии, Калязинского уезда, а семендяевцы — из торгового села Семендяево, того же уезда. Правда, название реки здесь вымышленное, но в ней легко узнать приток Волги—Нерль.
В другом месте «Благонамеренных речей»: Щедрин рисует замечательную сцену, в которой сынок прогоревшего генерала Утробина Петенька любезничает с купчихой Стреловой, добиваясь от ее мужа ссуды. Стрелов, рекомендуя Петеньке свою дражайшую супругу, говорит:
«— Оне у меня, ваше превосходительство, городские-с! В монастыре у монашены обучались! Какой угодно разговор иметь могут.
Тем лучше-с, тем лучше-с, милая Авдотья Григорьевна! Вот мы и поговорим! Скучаете здесь, конечно?
Оне у меня, ваше превосходительство, к своему делу приставлепы-с, потому мы так насчет этого судим, что коли-ежели эта самая... хочь бы дама-с... да ежели по нашему месту без трудсв-с...больших тут мечтаниев ожидать нужно-с!
Да, это так, я это сам... А все-таки, милая Авдотья Григорьевна, сознавайтесь, что скучно?
Конечно, коли-ежели сравнить с Кашином... там одних церквей сколько! Опять же родители...
А в Петербург хотелось бы? Ну, признайтесь, — хотелось бы?
Нет уж, куда в Петербург! Вот в Кашин... в Угличе тоже весело живут! Ну, а Калязин — нет, кажется, этого города постылее!
Ну, Углич там, Кашин, Калязин... А все, я думаю, сердечко-то так в Петербург и рвется?
—Нет уж... в одном только я петербургским господам завидую: что они царскую фамилию постоянно видеть могут...
А вот у нас, в Кашине, один купец в Петербурге был, так сказывал: каждый день, говорит, на Невскиим в золотых каретах...».
Как замечательно обрисованы в этой небольшой сцене и генеральский сынок, вынужденный из-за денег любезничать с купчихой, и сама купчиха, для которой в жизни ничего нет выше украшения церковного и господ, разъезжающих в золотых каретах.
В «Современной идиллии» мы находим сатирическое сшивание Корчевы, Кашина, Бежецка и Тверской губернии в целом под властью помещиков, царских чиновников и урядников. Отсталость, запустение, произвол и лихоимство властей, бесправие и нищету масс — вот что показал великий писатель в этой гениальной сатире.
Говоря о Корчеве, Щедрин писал: «Какое может осуществиться в Корчеве предприятие? Что в Корчеве родится? Морковь? — так и та потому только уродилась, что сеяли свеклу, а посеяли бы морковь — наверное уродился бы хрен... Такая уж здесь сторона. Кружев не плетут, ковров не ткут, поярков не валяют, сапогов не тачают, кож не дубят, мыла не варят. В Корчеве только слезы льют да зубами щелкают».
А почему? Потому, что «купец Вздошников не только Корчеву, но и весь Корчевской уезд у себя в плену держит. Одною рукою жертвует, а другою — в карманах у обывателей шарит, причем, конечно, и «баланец» соблюдает».
В «Современной идиллии», созданной Щедриным в 70-е годы, имеются отклики на известное «хождение в народ». Купец Вздошников, спекулируя своими верноподданническими чувствами, ловит «сицилистов». Корчевской житель рассказывает: «В прошлом годе Вздошников купец объявил: коли кто сицилиста ему, предоставит — двадцать пять рублей тому человеку награды! Ну и наловили. В ту пору у нас всякий друг дружку ловил. Только он, что же, мерзавец, изделал? Видит, что дело к расплате — сейчас и на попятный: это, говорит, сицилисты не настоящие! Так никто и не попользовался; только народу, человек никак с тридцать, попортили. — А вы бы стребовали с Вздошникова-то?
— Кто с него стребует, с выжиги экого. Он нынче всем у нас орудует, и полицу, с исправником вместе, под нозе себе покорил. Чуть кто супротив слово скажет — сейчас: сицилист! Одним этим словом всех кругом окружил».
Характеризуя произвол властей и бесправное положение масс, Щедрин включил в «Современную идиллию» сатирическую пьесу «Злополучный пискарь, или драма в Кашинском окружном суде», напоминающую сатирические повести XVII века о Шемякином суде и Ерше Ершовиче. Очень много для понимания связей Салтыкова-Щедрина с нашим краем дает его «Пошехонская старина», хотя, как мы уже отмечали, она и не является автобиографическим произведением в обычном смысле этого понятия. Обстановка и характер семейного воспитания Никанора Затрапезного, образы его родителей и теток, отношения между помещиками и крепостными, изображенные в «Пошехонской старине», — все это очень близко к тому, что видел и испытал сам М. Е. Салтыков в детстве.
Н. Журавлев, в цитированной нами работе, на основании своих разысканий в тверских архивных материалах установил, что множество сцен, эпизодов и образов «Пошехонской старины» почти полностью совпадает с биографией самого писателя, его родственников и ближайших к с. Спас-Угол соседей.
Из глав этого романа, непосредственно связанных с тверским краем, укажем на «Маврушу-Новоторку». Уже начало этой главы вводит в жуткую драму, обусловленную крепостническим режимом: «Она была новоторжекая мещанка и добровольно закрепостилась. Живописец Павел (мой первый учитель грамоте), скитаясь по оброку, между прочим, работал в Торжке, где и заприметил Маврушу. Они полюбили друг друга...».
С разрешения помещицы Павел женился на Мавруше, свободной девушке. Через некоторое время барыня потребовала Павла с женой в имение, и когда Мавруша отказалась явиться добровольно.
ее привели по этапу. Волевая женщина, Мавруша отстаивала свою свободу, вступила с барыней в неравную борьбу:
«— Не стану я господскую работу работать! Не поклонюсь господам! — твердила Мавруша:— Я вольная!
— Какая же ты вольная, коли за крепостным замужем! Такая же крепостная, как и прочие, — убеждал ее муж.
— Нет, я природная вольная; вольною родилась, вольною и умру! Не стану на господ работать!»
Затравленная помещицей, Мавруша покончила жизнь самоубийством.
В реальной жизни детали этой печальной истории вольной девушки, закрепостившейся из любви к своему мужу — крепостному живописцу Павлу Соколову, принадлежавшему матери Салтыкова, выглядели несколько иначе, но существо этой трагедии писатель передал с глубокой правдивостью.
Салтыков-Щедрин был патриотом. Сила его сатиры на самодержавно-крепостнический строй старой России была вызвана его горячей любовью к народу и родине, которую он хотел зидеть свободной, процветающей, живущей во всю мощь своих богатырских сил. Начало этой любви к ро'дной стране и трудящимся массам было положено еще в годы его детства и юности, проведенные им в Тверской губернии.
В «Губернских очерках» Щедрин писал: «Я люблю эту бедную природу, может быть, потому, что, какова она ни есть, она все-таки принадлежит мне; она сроднилась со мной, точно так же, как и я сжился с ней; она лелеяла мою молодость, она была свидетельницей первых тревог моего сердца, и с тех пор ей принадлежит лучшая часть меня самого. Перенесите меня в Швейцарию, в Индию, в Бразилию, окружите какою хотите роскошною природой, накиньте на эту природу какое угодно прозрачное и синее небо, я все-таки везде найду милые мне серенькие тоны моей родины, потому что я всюду и всегда ношу их в моем сердце, потому что душа моя хранит их как лучшее свое достояние».
4.
Глубоко изучив мир феодально-крепостнических отношений и бюрократический аппарат самодержавия, Салтыков-Щедрин гневно заклеймил их в своих гениальных сатирах, воспитывая священную ненависть к угнетателям народа и волю к революционной борьбе с ними. В обстановке ожесточенной классовой борьбы 60-х годов прошлого столетия, когда в России назревала революционная ситуация, Салтыков-Щедрин был идейным соратником Некрасова, Чернышевского и Добролюбова.
Список использованной литературы.
М.Е.Салтыков - Щедрин. Собр. соч. в 10 томах, Москва, изд. «Правда», 1988
Н.П.Павлов. «Русские писатели в нашем крае», Калинин, книжное изд., 1956
Н.В.Журавлёв. «М.Е. Салтыков - Щедрин» в Твери», Калинин, книжное изд., 1961
«Из истории Калининской области. Книга для чтения», изд. «Московский рабочий, 1976 год.
Лебедева Н.Т. «Русские писатели в Тверском крае», Тверь, ТОИУУ, 1991
